Корнелиус в ужасе смотрел на своего мучителя, ошарашенный безумием этого человека. Парень, совершенно очевидно, верил в то, что он именно тот, за кого себя выдает. Затем, сквозь боль и страх, Корнелиус осознал, что действительно видел прежде этого парня.
— Гюнтер по крайней мере попытался с толком прожить жизнь. Он хотя бы использовал время, полученное за счет предательства, на то, чтобы сделать что-то полезное. Но ты, Корнелиус, предал меня, чтобы растратить будущее в попытках поймать прошлое. Ты предал меня. Ты и остальные.
Парень присел на корточки и развернул на черной пластиковой подстилке бархатную скатку. Оттуда он достал три ножа, все сделанные целиком из стали и лишь слегка отличавшиеся формой и размером.
— Остальные боялись перед смертью. Когда я оборвал их жизни, они умирали в страхе и боли. Но они не были особенными для меня. Ты же был не просто товарищем. Я называл тебя другом. И твое предательство самое низкое.
«Я знаю, кто ты!» — сверкнула в мозгу Корнелиуса мысль, и он хотел ее озвучить, но из-под кляпа донеслось лишь мычание.
— Мы вечны, — изрек темноволосый парень. Но Корнелиус теперь знал, что на самом деле его волосы вовсе не темные. — Буддисты верят, что каждая жизнь, каждое сознание — это единственный огонек свечи, но что между каждым огоньком существует непрерывность. Представь, как одну свечу зажигают от другой, затем от второй третью, от третьей четвертую, и так до бесконечности. Тысячи огоньков, передаваемых от одного другому на протяжении поколений. Каждый из них отдельный огонек, каждый горит совершенно по-разному. Но все-таки это один и тот же огонек. Ну а теперь, боюсь, пришло время мне загасить твой огонек. Не волнуйся. Боль, которую я тебе причиню, означает, что в конце ты будешь гореть ярче всего.
Он помолчал и взял из свертка самый маленький нож.
— Я запланировал для тебя нечто совершенно особенное, Корнелиус. Тебе я уделю куда больше времени и потрачу больше усилий, чем на всех предыдущих, вместе взятых. Ацтеки тоже верили в реинкарнацию. Не знаю, известно ли тебе это. Они проводили параллель между ежегодным всходом посевов и возрождением души. Вечный цикл.
Корнелиус видел, что в глазах молодого парня сияет черный огонек безумия. Тот продолжил:
— Каждую весну они приносили жертву. Человеческую жертву богам плодородия. Он видели, как змеи сбрасывают кожу, как посевы сбрасывают цветы, и отразили это в ритуале. Видишь ли, принося человека в жертву, они ошкуривали его заживо. Полностью срезали кожу. Твоей смерти мне недостаточно. Мне нужны твои страдания. Я причиню тебе боль, Корнелиус. Ужасную боль…
15.00. Полицайпрезидиум, Гамбург
Фабель большую часть дня провел, анализируя и сличая информацию, собранную командой, определяя новые направления расследования, перетасовывая имеющиеся сведения и перераспределяя силы.
Анна Вольф показала фотографию Пауля Шайбе в «Пожарном депо», и чернокожий бармен сказал, что Шайбе вполне мог быть тем самым пожилым мужчиной, с которым встречался Хаузер, но он не уверен. Фабель сидел один в кабинете, когда в дверь постучал Маркус Ульрих, офицер из БКА, на сей раз без его фирменной улыбки.
— Герр Фабель… Нельзя ли поговорить с вами и фрау Клее? Наедине…
— Я еду в Кёльн! — заявила Мария, когда Ульрих договорил. — Никакой это не несчастный случай!
— Ну нет, черт возьми! — возразил Фабель. В конференц-зале находились только Мария, Ульрих и сам Фабель. — Расследованием занимается полиция Кёльна. И, на случай если ты упустила это из вида, напоминаю: у нас самих в разгаре собственное расследование.
— Кёльнская полиция не знает Витренко. — Лицо Марии стало жестким. — Там явно верят, что это несчастный случай. Несчастный случай и чертова случайность.
Ульрих в примиряющем жесте поднял ладонь.
— Они не дураки, фрау старший комиссар. Я сказал, что улики указывают на вероятность несчастного случая, аварии в результате превышения скорости на автобане. Поверьте, я весьма доходчиво объяснил полиции Кёльна, что означает гибель герра Турченко. И, как я уже вам говорил, их силы уже задействованы в деле Витренко.
Фабель вспомнил, как всего две недели назад они сидели в столовой и болтали с Турченко о возрождении Украины. А теперь сам Турченко мертв, а телохранитель, сопровождавший его, лежит в коме в госпитале Кёльна.
— Ладно, — сказала Мария. — Я останусь здесь до конца расследования. Но как только мы выловим этого ублюдка, я поеду в Кёльн, чтобы разобраться с этой историей с Турченко.
— При всем уважении, — возразил Ульрих, — ваше вмешательство в наше расследование уже стоило нам исчезновения свидетеля. Так что вам настоятельно рекомендуется держаться от этого подальше.
Мария проигнорировала его слова.
— Как сказала, шеф, я поеду в Кёльн, как только мы закончим дело. У меня есть неиспользованные отгулы, и я их возьму. Если ты запретишь мне ехать, то я подам в отставку и все равно поеду. Что бы ты ни сказал, я поеду.
Фабель вздохнул:
— Обсудим это позже, Мария. Но в данный момент тебе необходимо полностью сосредоточиться на текущем деле.
Мария резко кивнула.
— А пока, — продолжил Фабель, — мне нужно кое с кем переговорить по другому поводу.
18.00. Шанценфиртель, Гамбург
Беата держала дверь приоткрытой, но дверную цепочку не снимала. Она видела, кто пришел, через глазок типа «рыбий глаз», но все еще оставалась настороже, желая выяснить, почему он заявился к ней вечером без предварительной договоренности. И цепочка, и глазок были новыми мерами безопасности, к которым она прибегла, после того как услышала об убийстве Хаузера и Грибеля. Беата не стала бы вообще подходить к двери, если бы не прочла о третьем убийстве, произошедшем буквально вчера. Третья жертва не имела абсолютно никакого отношения к группе. Может, все это вообще лишь случайные совпадения.