Вечная месть - Страница 26

— Очень даже возможно, что она опять свихнулась. Может, она просто не помнит, как убила Хаузера. Может, уборка места преступления смыла из ее памяти сам факт преступления. А может, она говорит правду. — Мария помолчала. — Страх иногда заставляет нас совершать странные поступки.

20.00. Мариенталь, Гамбург

В конце концов, это было именно то, чему доктор Гюнтер Грибель посвятил большую часть своей жизни. Как только он увидел бледного темноволосого молодого человека, у него возникло чувство узнавания, инстинктивное понимание, что это лицо ему знакомо.

Только вот этот юноша был Грибелю вовсе не знаком. В процессе беседы стало ясно, что прежде они не встречались. И все же ощущение узнавания не покидало Грибеля, а вместе с этим ощущением и твердая, непоколебимая уверенность, что он вот-вот вспомнит нечто важное. Как только он сможет совместить это лицо с соответствующим местом и временем, все встанет на свои места. А еще сильно мешал острый взгляд юноши: его глаза жгли доктора как лазерные лучи.

Они прошли в кабинет, и Грибель предложил гостю что-нибудь выпить, но тот отказался. Было что-то странное в том, как этот молодой человек передвигался по дому. Создавалось впечатление, будто каждый его шаг был заранее рассчитан и тщательно выверен. После небольшой неловкой заминки Грибель жестом предложил гостю сесть.

— Благодарю вас зато, что согласились меня принять, — произнес молодой человек. — Приношу извинения за несколько невежливый способ знакомства. Я никоим образом не хотел помешать вам отдать дань уважения вашей покойной супруге, но совершенно случайно мы с вами оказались в одном месте в одно время, как раз когда я уже собирался звонить вам, чтобы договориться о встрече.

— Вы сказали, что вы тоже ученый? — спросил Грибель скорее для того, чтобы предотвратить неловкую паузу, чем из любопытства. — И в какой области?

— Она некоторым образом связана с вашей сферой деятельности, доктор Грибель. Я поражен результатами ваших исследований, особенно в области изучения того, как травма, полученная человеком, может отразиться на его далеких потомках. Или на его наследственной памяти, накапливаемой поколение за поколением. — Молодой человек положил руки на кожаные подлокотники кресла, посмотрел на свои ладони, потом на кожаный подлокотник, словно любуясь. — Я тоже некоторым образом искатель истины. Истина, которую я ищу, быть может, и не столь универсальна, как то, что ищете вы, но мои интересы относятся к той же области. — Он поднял взгляд на Грибеля. — Однако причина, по которой я здесь, не профессиональная, а личная.

— В каком смысле личная? — Грибель снова попытался вспомнить, где и когда мог встречаться с этим юношей или кого он ему напоминает.

— Как уже объяснил вам при нашей встрече на кладбище, я ищу ответы на некоторые тайны моей собственной жизни. Меня постоянно преследуют воспоминания, которые никак не могут быть моими. Воспоминания о жизни, прожитой не мной. Именно по этой причине меня так интересуют ваши исследования.

— При всем моем уважении, вынужден сказать, что мне уже доводилось слышать такое прежде. — В голосе Грибеля явственно сквозило раздражение. — Я не философ. И не психиатр. И уж совершенно точно не какой-то там квазигуру вроде представителей «Нью эйдж». Я ученый, исследую научные реалии, и согласился поговорить с вами не для того, чтобы разбираться с загадками вашей жизни, а лишь из-за того, что вы сказали о… Ну, о прошлом. Из-за имен, которые вы назвали. Откуда вы знаете эти имена? И с чего вы взяли, что те люди, которых вы упомянули, имеют какое-то отношение ко мне?

Губы молодого человека раздвинулись в широкой, холодной и лишенной всякой радости улыбке.

— Кажется, прошло так много времени, да, Гюнтер? Целая жизнь. Ты, я и все остальные… Ты пытался идти вперед… Построить новую жизнь. Если, конечно, мещанскую пошлость, которую ты тщательно скрываешь, можно назвать жизнью. И все это время ты пытался делать вид, что прошлого не было.

Грибель сосредоточенно нахмурился, напрягая память. Даже голос был ему знаком. Эти интонации ему уже доводилось когда-то слышать прежде.

— Кто вы? — спросил он наконец. — И что вам надо?

— Прошло так много времени, Гюнтер. Вы все ощущали себя в полной безопасности в этой вашей новой жизни, верно? Полагали, будто все осталось в прошлом. Оставили в прошлом и меня. Но вы все построили свою новую жизнь на предательстве. — Юноша небрежным жестом обвел рукой кабинет Грибеля. — Ты всегда много времени отдавал исследованиям. Искал ответы. Ты сказал только что, будто ты ученый и исследуешь научные реалии. Но я знаю тебя, Гюнтер. Ты отчаянно ищешь ту же истину, что и я. Хочешь заглянуть в прошлое, узнать, в какой степени оно влияет на нас. Но за все эти годы ты не особенно далеко продвинулся, Гюнтер. А вот я — да. У меня есть те ответы, что ты ищешь. Я сам — этот ответ.

— Да кто вы, к черту, такой?! — снова повторил Грибель.

— Гюнтер, Гюнтер… Ты уже знаешь, кто я… — На губах юноши по-прежнему сияла застывшая холодная улыбка. — Только не говори мне, что не узнал. — Он встал и достал из стоявшего на полу рядом с ним кейса большую бархатную скатку.

20.50. Позельдорф, Гамбург

Фабель устал как собака. Первый день на работе после отпуска неожиданно оказался изнуряющим и тяжелым. Фабель чувствовал себя так, словно пытался сдвинуть с места огромный булыжник и это высосало из него всю энергию.

Сюзанна ушла на встречу с подругой, с которой договорилась поужинать в городе, и получалось, что этот вечер Фабель проводил в одиночестве. Перед уходом из Полицайпрезидиума он позвонил дочке Габи, живущей со своей матерью, и поинтересовался, не хочет ли она перекусить с ним, но у девочки уже были другие планы на вечер. Габи спросила, как прошел отпуск, и они немного поболтали, а потом договорились увидеться на неделе. Обычно разговор с дочерью поднимал Фабелю настроение — был в ней эдакий веселый пофигизм, которым отличался и Лекс, брат Фабеля, — но невозможность встретиться с ней сегодня еще больше испортила ему настроение.